НОВОСТИ ЦЕHТРА

"Шанс на жизнь" - альпинист Алексей Усатых о том, как врачи Кардиоцентра спасли ем жизнь

"Шанс на жизнь" - альпинист Алексей Усатых о том, как врачи Кардиоцентра спасли ем жизнь

04 декабря 2018 г.

Это короткий рассказ о начале новой главы моей жизни. Мысли и чувства, выплеснутые на бумагу. Я нисколько не претендую сей очерк называть литературным произведением. Моего технического склада ума и таланта явно недостаточно, чтобы считать себя писателем. Но, тем не менее, потребность написать сильнее меня и я все-таки попробую здесь изложить некоторые свои размышления, к которым привели определенные события. Может кто-то и найдет их интересными. А кто-то сочтет рассказ скучным и мрачным, чрезмерно драматизированным. Но что чувствует недавний восходитель на семитысячные вершины, который теперь с трудом может подняться на десятый этаж?! Или подающий надежды спортсмен, когда на пике своей формы и карьеры получает серьезную травму, после которой его карьера заканчивается?! Когда привычный мир рухнул и после жесткого падения нелегко оправиться и подняться, переосмыслить и принять новую реальность, начать жизнь с чистого листа. Это не драма, это обычная невыдуманная история из жизни о том, что без воли, духа и запаса личной внутренней силы мы подобны листику на ветру.

 

25-го октября 2018 г. вышел из Центра на своих двоих, улыбнулся и первый раз за две недели вдохнул полной грудью свежего воздуха в легкие, голова закружилась от кислорода и нахлынувшего волной счастья. Я ЖИВОЙ!

 

К сожалению, начинаешь ценить здоровье, только когда его теряешь. Так же как начинаешь испытывать острую жажду к жизни лишь в те моменты, когда находишься на грани между жизнью и смертью...

 

Мне 31. Но, оглядываясь назад, я ни о чем не жалею. Пройден нелегкий, но интересный путь. За плечами 7 лет заполярной суровой романтики и работы по вахтам инженером на Крайнем Севере, а также прекрасных сложных восхождений в горах, новых открытий и впечатлений. Именно об этом я всегда мечтал в детстве и не зря пацаном зачитывался приключенческими романами. Путешествовать и увидеть мир, его первозданную красоту. Ее можно даже созерцать в пустынном пейзаже бескрайних северных просторов.

Я вырос в обычной рабочей семье, родители – инженеры, дед с бабкой прошли войну, дядька служил на флоте на Камчатке, плавал на подводной лодке. Меня с детства приучили к труду, не боюсь сложностей. Перфекционист, стремление к идеалу. Если за что-то взялся, надо выложиться на 120 процентов. Упрямый характер не позволял никогда сдаваться. Наверное, и альпинизмом стал заниматься из-за этого. Восхождения в горах – занятие для сильных и духовных людей. «В горах по-другому увидишь мир. Найдешь в нем другого себя» - это из одной снятой горной записки с вершины.

 

Восемь лет назад, в конце 2010-го, я ушел с наторенной родителями тропы и выбрал свою дорогу. Горы, тайга, тундра, Крайний Север – лучшего себе тогда я не мог желать. Первое знакомство с севером началось с Воркуты, отказавшись от варианта работы под Выборгом, поехал за романтикой поближе к Карскому морю и Северно-Ледовитому океану. Молодой парень с большими амбициями и огоньком в глазах. Отчетливо, как сейчас, помню тот этап своей жизни, мысли в голове и предшествующие этому события. В следующем 2011 году было восхождение на первый мой семитысячник – пик Ленина (7105 м). К этому сподвигли книга В.Н. Шатаева «Категория трудности», фильмы Виктора Козлова про нашу российскую команду сильных духом мужиков, которые творили историю высотного альпинизма в Гималаях, и, конечно же, мои первые сборы в горах на Алтае, в Бурятии и на Тянь-Шане. В дальнейшем удалось еще не раз испытать то ни с чем несравнимое чувство счастья от полной внутренней свободы, когда «растворяясь в стихии» стоишь на вершине горы, обдуваемый ветром, и смотришь на мир с высоты выше семи тысяч метров. Теперь же я упрямо гоню мысль от себя, что этого вероятно у меня больше никогда не будет. Мне предстоит восхождение – не на вершину горы, но возможно самое сложное в моей жизни.

 

Пишу вот и думаю – отдают мемуарами мои записи. Но нет. Точку я здесь не ставлю. Рано еще. Просто есть потребность написать, может завтра уже не будет, но сегодня я жадно глотаю каждый вдох, наслаждаюсь жизнью. Спустя время уже по-другому смотришь на ту или иную ситуацию, переосмысливаешь ее по-новому, какие-то события кажутся уже не такими важными и драматическими – ну было и было. Время стирает наши первые чувства. Поэтому так важны «свежие» записи.

 

Жизненный сюрреализм.

Недавно жизнь у меня резко повернулась на сто восемьдесят градусов, все планы и мечты рухнули в одночасье… 10-е октября — теперь по праву еще один мой день рождения. В этот день мое сердце было в руках опытного хирурга и несколько часов не билось…

Началось все на Крайнем Севере, на очередной вахте. Все было, как обычно: тренировки, работа, планы в голове на предстоящую осень и зиму. Бегал по 15 км на одном пульсе и дыхании, брусья, турник, штанга, гантели – выносливость росла, а мышцы крепли. Обычные Ванкоровские будни.

 

Первый раз лихорадка свалила с ног 9-го сентября. Никаких других симптомов больше не было. На ровном месте температура сорок. Как обычно, думал, отлежусь – пройдет. Серега Клишин, мой друг и напарник по работе, на второй день уже силой выгнал меня в медпункт из балка (примеч.: так называют жилой вагончик на севере).

 

После недели капельниц с антибиотиками чувствовал себя снова прекрасно. Думал уже возобновить тренировки. Но 20-го опять слёг пластом. Стало еще хуже. Температура 40 почти не спадала — парацетамол уже не помогал. До туалета дойти или сделать себе чая не было сил — шатало как пьяного. Начал бредить уже потихоньку. Серега опять выгнал меня к врачу. Упрямо не хотел ехать – ведь отправят домой сразу, а нужно работать, как назло аврал полный. Но ночь в лихорадке быстро отрезвила. 21-го приехал снова в медпункт, накачали антибиотиками, полегчало. За эти дни сильно похудел, осунулся. Врач предположила проблемы с почками.

 

На следующий день, 22-го сентября, поставили на вылет с месторождения. Срочная эвакуация. На своих двоих, конечно, без сопровождения. Но лучше, чем в деревянном ящике. Два перелета и я вечером в Красноярске: сначала бортом до аэропорта Игарки, потом на самолете. По прилету поехал сразу в местную больницу. Промурыжили до 3-х часов ночи, прежде чем положили. Хорошо, что взыграл здравый смысл, и я не плюнул на это все и не отправился восвояси.

 

Потом провел 4 дня в отделении нефрологии, все еще подозрение на почки. В палате лежал с тяжелобольными. Это очень давит морально. Один от боли и депрессии постоянно днем и ночью то стонал, то смеялся.

 

Диагноз поставили быстро, 27-го сентября врач поведала мне, что со мной не так. Инфекционный эндокардит. Редкое серьезное заболевание с плохой статистикой и неблагоприятными прогнозами. Без лечения с подострой формой, как было у меня, живут до полугода, с острой – месяц. Повезло, что молодой тренированный организм, здоровое сердце и вовремя попал в больницу. Роль в заболевании сыграла не одна причина, а их совокупность: «перепахоты», микротравмы сердца (возможно, уже был незначительный порок), ослабление иммунитета, обычное ОРВИ, впрочем, до причины уже не докопаться, остаются лишь предположения. Просто организм не справился. За очень короткий срок инфекция, попав на мой аортальный клапан, обосновала там колонию и сожрала его, не оставив мне даже выбора. В результате на створках клапана появились два вскрывшихся абсцесса (дырки) и крупное образование-вегетация, которое в любой момент могло оторваться…

 

Из нефрологии перевели в кардиологию. Запретили много ходить, тем более по лестнице – отделение на 9-м этаже. Большой риск тромбоэмболии, отрыва образования. Постельный режим и легкие прогулки. Поговорил с врачом. Женщина примерно моего возраста. Тактичности их точно не учат.

— Скажите, какой прогноз у меня?! – спрашиваю у нее, но ничего хорошего не жду в ответ.

— Ваше заболевание тяжелое, но лечится. 4-6 недель антибактериальной терапии и после большая вероятность операции.

— Ну, а спорт, горы?!

— С этим всем придется завязать. У вас уже 2-3 стадия разрушения клапана. Приобретенный порок – ничего не поделаешь. Радуйтесь, что живой.


Будто под дых получил с ноги кованым сапогом, привычная жизнь и мечты  все в тот момент для меня медленно уплывало в унитаз. Вот так вот просто теряешь чувство опоры. Это не диагноз, это приговор. Сначала была депрессуха. Жалости к себе не было - я давно целенаправленно убиваю в себе это бесполезное и разрушающее чувство при малейшей попытке возникновения. Потом злость, ярость. Чувствовал себя будто загнанный в угол зверь. Мозг упрямо отказывался принять то, что со мной происходило. Ситуация казалась сверхсюрреалистичной. Но я точно решил, что не сдамся и не упаду духом. Психолог Николай Иванович Козлов в своих трудах писал: «Инвалид не тот, у кого нет ноги: инвалид тот, кто ноет, глядя на свою ранку (физическую или душевную), и ждет, что сейчас его, как пострадавшего, начнут ублажать. Инвалид — это психология, образ жизни. Это отсутствие Духа, а не части тела».

 

Одно я знал и понимал точно, что винить могу только себя. Никакой злой рок, силы природы к этому не причастны. Я зачастую брал здоровье в долг из скрытых резервов, но по счетам рано или поздно приходится платить.

 

Много передумал, переосмыслил. Но спасение утопающего – дело рук самого утопающего. Благодаря профессору клиники Мешалкина в г. Новосибирске Чернявскому Александру Михайловичу и его дочери Марии, с которыми меня связали мои друзья Рома Абилдаев и Глеб Соколов, 4-го ноября я добился того, что меня отвезли с целью диагностики в «Федеральный Центр Сердечно-Сосудистой Хирургии». Одна из крутых передовых клиник по операциям на сердце в Красноярске, да и в России тоже. Накануне от своего лечащего врача кардиолога услышал, что ничего нового мне там не скажут, в операции сейчас необходимости нет.

Ехал в клинику на диагностику как на суд, где-то внутри меня еще теплилась маленькая надежда, что все не так плохо с моим клапаном, но, тем не менее, я готовился к худшему варианту развития событий. Мои опасения в итоге оправдались: врачи в Центре на мониторе аппарата УЗИ увидели картину намного хуже, чем в больнице, где я лежал: выраженная аортальная недостаточность 3-4 стадии, вскрывшиеся абсцессы на клапане, сердце из-за обратного заброса крови с каждым днем увеличивалось в объеме. Сказали, нужна операция и срочно, без нее долго не протяну. Осматривал меня лично заведующий отделением функциональной диагностики - Марк Исакович Ганкин, здоровый добрый дядька. После его слов, что я совсем еще молодой, понял тогда сразу – расклад не очень.

Еще раз убедился, что не нужно слепо верить врачам. Неизвестно, сколько времени я бы провалялся под капельницами в местной больнице г. Красноярска и чем бы это закончилось.

Операция

Стояли последние теплые дни осени. Старался меньше думать про операцию и больше времени гулять, понимал, что в ближайшем будущем про прогулки на свежем воздухе придется забыть на какое-то время. 9-го октября Игорь Красов забрал с вещами из больницы и перевез в кардиоцентр. Операцию сразу без проволочек назначили на следующий день во вторую очередь, то есть не раньше обеда. Прошел необходимые обследования, вечером меня ждали крайний ужин и неприятные процедуры, и пришлось, как актёру одного не очень высокоинтеллектуального, но откровенного жанра, сбрить все волосы с ног до головы. В башке с самого утра крутились оптимистичные слова из одной дворовой песенки: «Ну, а сегодня не увидеть мне зари, сегодня я в последний раз побрился!»

 

10-го ровно в час дня поставили успокаивающий укол и увезли голого на каталке. Помню, лежа на операционном столе, мечтал о шаурме, пельменях с курицей, роллах и кружке пива. Пива с пельменями так и не принесли, а вместо этого воткнули катетеры в шею и запястье. Потом одели маску и я отрубился.

Операция прошла на открытом сердце: вскрыли грудину, подключили к аппарату искусственного кровообращения, остановили сердце и заменили аортальный клапан механическим протезом. Все в штатном режиме. Операция длилась 4 часа.

 

Реанимация. Приход в себя.

 

В реанимацию привезли в половину шестого вечера.

Сначала вернулось только сознание. Первая мысль была: живой! Из-за действия наркоза я мог поначалу лишь слышать. И всё. Тело полностью парализовало. Наверное, так ощущает себя человек, закопанный под снежной лавиной. Рот слипся с трубкой аппарата искусственного дыхания, и даже его я не смог разжать. Веки тоже. Сильно мучала жажда. Упрямо пытался посылать импульсы в мышцы рук, ног и лица. Но ни один мускул не шелохнулся. Абсолютная беспомощность. Появился страх остаться так на всю жизнь. Потом паника. Голова неприятно запрокинулась на бок. Как же подать сигнал медсестре?! Опять провалился в сон.

– Алексей Владимирович, вы проснулись? – слышу сквозь сон голос реаниматолога.

«Да, да, черт возьми! Хоть кто-нибудь заметит! Положите мою голову нормально уже!»  подумал я, а сам смог только слегка моргнуть веками.

– Да, он в сознании – слышу, как разговаривают врачи – Алексей Владимирович, давайте просыпайтесь!

«Ага, было бы так легко. Чашечку кофэ сначала принесите, пожалуйста».

Попытался снова пошевелиться. Уже лучше, импульсы стали проходить по телу. Снова провалился в сон.

Спустя какое-то время, проснувшись, уже смог открыть веки, разлепить рот от трубки аппарата искусственного дыхания и подергивать руками в конвульсиях. Чуть позже получилось сдвинуть ноги на пару сантиметров. Руки тоже. Так постепенно вернулась способность двигаться.

– Алексей Владимирович, если сможете приподнять ноги и голову, то мы вытащим трубку у вас из трахеи – слышу голос реаниматолога.

Не получилось. Обидно. Помню, я ненавидел эту трубку у себя в легких.

Постоянно хотелось спать, время от времени снова проваливался в сон.

 

В полдвенадцатого ночи отключили от аппарата искусственного дыхания и развязали руки. Спустя полчаса наконец-то экстубировали – вытащили ненавистную трубку из трахеи. Поначалу дышать было тяжело, из-за боли и тяжести в собранной и зашитой грудине не мог вдохнуть полностью, потом привык.

 

Почувствовав некую свободу, я смог рассмотреть себя более детально. Видок у меня был тот еще: в чем мать родила, бухенвальдский крепыш, весь в проводах и трубках. Сколько же крови и веса я потерял… Катетеры в шее, запястье, мочевом, из грудной клетки тянулись трубки-дренажи. Я был подключен к монитору сердечного ритма.

Попросил попить. Господи, до чего же вкусной мне показалась тогда вода! Самая вкусная во всем мире! Но пить много нельзя. Медсестра принесла всего лишь 100 грамм в маленькой скляночке, сказала растягивать на час. Помню, как нашел себе занятие – следить за временем по настенным часам передо мной, и в конце каждого часа требовать себе маленький приз – желанную скляночку с водой. Сил еле хватало дотянуться до мензурки и приподнять голову.

 

Спросил, можно ли будет утром поесть. Через какое-то время медсестра принесла мне наивкуснейший йогурт, по составу как у космонавтов: одни витамины и пробиотики. На следующий день уже поднимали с кровати и давали поесть жидкой протертой пищи. Также врач ЛФК заставляла сидеть полчаса и делать упражнения от застоя крови.

Полтора дня провел под наблюдением в палате интенсивной терапии. Практически все это время спал.

 

12-го октября, в пятницу, вытащили дренажи и катетеры из моего тела, отсоединили от проводов – оставили только временно внешний кардиостимулятор, который был подключен к сердцу и постоянно поддерживал правильный сердечный ритм, и перевезли в общее отделение, в односпальный номер с душем и туалетом прямо как в гостинице. Во всем центре палаты либо одноместные, либо двухместные с телевизором. Условия как в санатории.

 

В первый день в общем отделении разрешили ходить не дальше палаты, с кровати вставать мог только с помощью веревки. Не удержался и мелкими шажками дошел все-таки до поста медсестер, за что и выхватил от них по полной программе, загнали обратно в палату. Дикая слабость, ноющая боль в груди и головокружение – вот, что я чувствовал в первые дни после операции.

 

С каждым днем силы возвращались: стал, как на стадионе, нарезать круги по отделению и втихаря от медсестер и врачей ходить по лестнице вверх-вниз на 2-3 этажа. Однажды в пролете таки наткнулся на своего хирурга. Но он лишь поздоровался и улыбнулся. При нагрузке сверх меры все-таки сердце сразу напоминало о себе сбоем ритма и тахикардией.

 

Послесловие. Размышление о жизни и смерти.

 

«Нет ничего ужасного в смерти; но человек, из-за его страха, сделал даже слово смерть, ужасным и непроизносимым. Людям не нравиться говорить об этом. Они не хотят даже слышать слово смерть».

Ошо

Многие считают мысли о смерти негативными. Но это не совсем так. Мы привыкли отдалять день своей кончины, не думать о нем. Все потом, все успеется. Сейчас я живу не так, как хочу, но вот через несколько лет все изменится, выплачу ипотеку и начну путешествовать. Сами создаем себе кучу сложностей и проблем, мешающих жить. Некоторые и не живут по настоящему, но, тем не менее, к примеру, называют альпинистов самоубийцами. Не могу заниматься спортом, любимым делом, потому что постоянно мешает что-то или кто-то. Постоянные оправдания в свой адрес. Виноват кто угодно, но не я сам (-а).

Живите здесь и сейчас. Мы часто слышим эту фразу, но не принимаем ее осознанно. Боимся что-то изменить в своей жизни, выйти из зоны комфорта. Но все зависит от нашего намерения и запаса личной силы. Любить себя и окружающий нас мир, жить с ним в гармонии. Все просто. На самом деле завтра может и не быть.

 

«Все боятся смерти по одной причине, – мы не попробовали еще жизнь. Человек, который знает, что такое жизнь, никогда не боится смерти, он приветствует смерть. Когда бы смерть ни пришла, он обнимает смерть, он принимает смерть, он приветствует смерть, он воспринимает смерть как гостя. Человеку, который не знает, что такое жизнь, смерть это враг; а человеку, который знает что такое жизнь, смерть это величайшая кульминация жизни».

Ошо

Из-за последних событий в последнее время стал чаще задумываться на темы жизни и смерти. Осознание смерти не привычное пугающее чувство, но помогает сильнее чувствовать и любить жизнь. Ведь наша жизнь состоит из противоположностей. Работа – отдых, движение – покой, холод – тепло, добро – зло, мрак – свет. Все это единое целое, без одного не существует другого.

Минувшим летом погиб мой друг в горах вместе со своим другом. Семен Дворниченко и Наталья Чионова. Раньше я считал себя законченным романтиком. Но помню, как спускали мертвое тело молодой девушки со склона пика Ленина, как я смотрел на него, чувствовал смерть, это словами не описать и как во мне… умирала романтика.

 

2-го августа на свой день рождения мог остаться на том склоне навсегда. Подробно об этом я уже писал в другом рассказе, не буду повторяться. Потом узнал, что 4-го августа разбился вертолет на Ванкоре, где я работаю, и в результате погибло 18 человек. Люди просто летели домой к родным после своей вахты. На этом вертолете мог оказаться и я... Потом мое сердце, операция… Пока лежал в кардиологии в местной больничке Красноярска, несколько больных в отделении «отъехало» в другой мир.

 

Через 10 дней после моей операции ушел из жизни отец… Я даже не смог приехать на его похороны. Успели только поговорить по телефону за несколько дней до смерти. Должно быть он сильно переживал мои проблемы со здоровьем.

 

«Тема смерти сильнее темы любви» писал великий кардиохирург Николай Михайлович Амосов, который провел не одну операцию на сердце и спас сотни жизней.

Мне доводилось бывать на краю и чувствовать тяжелую руку старушки с косой у себя на плече и ее холодное дыхание. Благодаря чему потом учился ценить каждый вдох и выдох, радоваться каждому мгновению. И когда на стол операционный ложился — не боялся операции, больше волновала мысль, что будет потом – смогу ли я дальше вести активный привычный образ жизни, ходить в горы…

 

Без тренировок тело всегда начинало хандрить, требовать новой «дозы» эндорфинов. Всю жизнь я привык нагружать свой организм тяжелой физической работой и получать от этого удовольствие, испытывать свое тело, тренировать выносливость, и уже сложно представить себя просто гуляющим с палочками по парку. Но жизнь подкинула новое серьезное испытание. Теперь же надо запастись терпением и принять ситуацию, как она есть – впереди предстоит долгий сложный период реабилитации, пожизненный прием разжижающих кровь антикоагулянтов. Что будет дальше, я не знаю, не загадываю. Смешно говорить, но жизнь стала зависеть от каких-то пилюлек. Мое МНО – показатель свертываемости крови, должно находиться в определенных пределах. Если ниже, то в скором времени это приводит к тромбозу и отрыву клапана, выше – к кровоизлиянию. Врачи говорят относиться к себе как к хрустальной вазе, что я в особой зоне риска, обычная простуда или грипп могут снова угробить мой клапан. Но сдаваться, ныть и жалеть себя не в моих правилах.

 

Недавно выскочил из кабинета от заведующей восстановительным лечением в нашем Барнаульском кардиоцентре, сжал зубы от злости и ярости. Где их все-таки учат тактичности?! Почему они лечат не пациента, а болезнь?! Что мне теперь – не жить, а тихонько умирать, ожидая своей очереди в поликлинике, своего «талончика» на тот свет?! Жалеть себя всю жизнь. Становиться чеховским Беликовым – «человеком в футляре», жить и бояться «как бы чего не вышло». Именно такое отношение мне пытаются навязать некоторые врачи, списывают со счетов. Дом, семья, работа, умер. Так и напишут потом на плите. Многие врачи слишком консервативны.

 

Уж жалеть меня точно не надо, как говорит великий воин, создатель новой русской школы каратэ и писатель Андрей Кочергин: «оскорблять жалостью». Когда-то давно, лет десять назад, прочитал его книгу «Мужик с топором», зацепила тогда сильно. Особенно запомнилась и въелась в мозг фраза «абсолютная беспощадность к себе». Эту философию я протащил в себе через годы, применял ее на собственной шкуре.

Что значит сдаться, опустить руки?! Большая разница между бездействием от жалости к себе и бездействием с целью дать возможность организму восстановиться после травмы, набраться сил. Если первое предполагает оправдание своей слабости и закрепление за собой любимым «статуса больного», в чем также способствуют окружающие и врачи, то второе – грамотный постепенный процесс реабилитации и возвращение к нормальной физической активности.

Да, пока пройтись несколько километров пешком или подняться по лестнице на пятый этаж – это уже для меня маленькие подвиги. Но мое сердце снова начало биться, с новым клапаном, еще месяц назад пару сотен метров простой прогулки давались с трудом. Нужно долгое время, чтобы клапан прижился, а сердце адаптировалось, ведь оно не работало несколько часов и его хирурги держали в своих руках, аппарат контролировал систему жизнеобеспечения «сердце - легкие», весь мой организм испытал огромный стресс. Но это не повод слушать врачей и ставить крест на активной полноценной жизни.

Я до сих пор равняюсь на своего деда, на его несгибаемую волю. После инсульта у него парализовало половину тела, врачи дали ему год. Не диагноз, приговор. Но он стал ходить, стал даже работать в огороде и прожил еще очень много.

 

Все зависит от нашего Духа и Силы Воли. Слабый человек будет жалеть себя всю жизнь, ждать того же от окружающих и от этого болеть еще больше. Я верю, что все в голове, наши мысли и чувства проецируют многие болезни. Наш внешний мир – это отражение внутреннего. Думать надо о ЗДОРОВЬЕ. Всегда задавался вопросом: почему больницы так называются?! От слова БОЛЬ. Я бы называл эти места ЗДРАВницей. Человек сам о том, не задумываясь, подпитывает болезни, дает им силу и рост, а про здоровье забывает. А потом... поздно пить боржоми, когда почки отказали.

 

Многое мне нужно пересмотреть, понять, принять и переосмыслить. Мерным тиканьем как у часов теперь напоминает о себе мое сердце. Новая жизнь. Чем закончится эта новая глава и будет ли следующая, зависит только от меня. И снова, как у Высоцкого: спасибо, что живой!

Благодарность.

Кардиохирурги. Каждый день эти люди борются за чью-то жизнь. Преклоняюсь пред их трудом. Вот они настоящие герои: врачи с большой буквы, свято исполняющие свой долг. Казалось бы, они делают невозможное – дают людям еще один шанс. Шанс на жизнь.

За то, что могу жить и дышать дальше, огромное спасибо врачам и персоналу «Федерального Центра Сердечно-Сосудистой хирургии» г. Красноярска:

· Опытному кардиохирургу и хорошему человеку, который меня оперировал – Гроссу Юрию Владимировичу. Этот человек даже проводил успешные операции по трансплантации сердца!

· Лечащему врачу-кардиологу Халиулиной Алле Ревгатовне. Это замечательная женщина и опытный врач!

· Всей операционной бригаде.

· Реаниматологам, которые меня «вели» после операции.

· Медсестрам в реанимации и в кардиохирургическом отделении №3, которые не давали «закиснуть», следили и ухаживали. Олесе из КХО №3 отдельное спасибо! Ее чувство юмора, лучезарная улыбка и оптимизм скорее поднимают больных на ноги.

· Всему персоналу центра и отдельно персоналу КХО №3 за доброе отношение к пациентам и их профессионализм.

 

И, конечно же, человеку, который всем этим управляет — главному врачу Центра, профессору и доктору медицинских наук Саковичу Валерию Анатольевичу!

Одно кардиохирургическое отделение в этом замечательном центре полностью детское. Тяжело и больно осознавать, что дети рождаются с пороком сердца и вынуждены страдать и мучиться в столь раннем возрасте. Но хорошо, что есть такие люди, как в этом месте, они безвозмездно дарят детишкам новую полноценную жизнь.

Хочу еще поблагодарить профессора клиники Мешалкина в г. Новосибирске Чернявского Александра Михайловича и его дочь Марию! Как я писал выше, вероятно, благодаря им пишу сейчас эти строки.

 

Также спасибо за сочувствие и поддержку всем друзьям, родным, мужикам со всей моей вахты и с электромонтажного участка! И отдельная благодарность Игорю Красову за постоянную поддержку и помощь в Красноярске!

Вот, примеры доброты, человечности и профессионализма. Этому мы должны учить своих детей и молодое поколение.

 

Я из мамонтов, родился и вырос на закате великого времени нашей страны, России. Тогда была перестройка, другими словами развал, подмена духовных ценностей материальными. Я из того поколения, кто смотрел ещё черно-белый телевизор. Мы гоняли в футбол и играли в «казаков-разбойников» целыми днями во дворе. Но время не стоит на месте, технологии развиваются. Сейчас компьютерные игры заменили активный образ жизни многим детям. Смартфоны-айфоны теперь есть даже у первоклассников. Эпоха накладывает свой отпечаток, но все зависит от родителей и воспитания. Нужно воспитывать в детях духовность, показывать им правильный пример, растить сильное здоровое поколение не приспособленцев и не потребителей. И есть еще профессии, где деньги не на первом месте. Врачи, спасатели, учителя, ученые. Кто отдает, тот получает гораздо больше.

 

25.11.2018 г. Алексей Усатых.


Орфография и стиль автора сохранены.


Просмотров: 4476




0